Шишков,
сменивший Голицына на посту министра просвещения, хотя не был
обер-прокурором, активно вмешивался в дела Церкви. Именно
он остановил печатание русской Библии и приказал уничтожить тираж
филаретовского Катехизиса в первоначальной
редакции.
В 1817 г. пост обер-прокурора занял князь
Мещерский. Это не уменьшило вмешательства в дела Синода.
Обер-прокуроры пренебрежительно относились к епископату.
Нечаев,
обер-прокурор в 1833-1836 гг. окружил епископов полицейскими
агентами, доносившими ему о каждом их шаге. Архиереи были вынуждены
оправдываться перед гражданскими властями за каждое свое слово. Митр.
Филарет выступил против мелочного контроля со стороны обер-прокурора
и царя. Николай I хотел сделать наследника членом Синода. Филарету удалось
добиться отмены этого решения. Он заявил протест против полицейской
слежки за иерархами, указав, что источник царской власти ?
церковное помазание, но оно касается только лично государя, но
не царских чиновников.
Филарета поддержал Синод,
и в 1836 г. Нечаева заменили генералом графом Протасовым.
Он был верующим, его воспитывали частные учителя-иезуиты. Он
не любил католичества. В его обер-прокурорство, при его
поддержке в 1839 г. в Империи было ликвидировано
униатство.
Ликвидация
униатства коснулось в основном крестьян и мещан (украинское
и белорусское дворянство в основном было католиками латинского
обряда). Дворяне-католики перестали поддерживать духовенство, перешедшее
в православие. Храмы, построенные на землях помещиков,
или отбирались у верующих, или облагались пошлинами,
или выкупались помещиками. Сельские священники, лишившись поддержки
помещиков, становились нищими. Протасов для решения этих проблем
добился выделения дотаций наиболее бедным приходам на западе
страны.
Снова встал вопрос: переводить ли духовенство
на государственное содержание (как это было в ряде европейских
стран). Положение священников, особенно сельских, было двойственным: живя
за счет прихожан, они были обязаны фактически выполнять полицейские
функции: докладывать полиции о волнениях народа, составлять списки
потенциальных рекрутов и др. Многие священники были вынуждены работать
как простые крестьяне. Недостаток средств заставлял брать плату
за требы, что делало его в глазах крестьян жадиной-мироедом.
Митр. Филарет протестовал против перевода священников на твердый
оклад, полагая, что это лишило бы отношения между ними
и прихожанами милости и благотворительности, о которой учил
Христос. Этот вопрос остался нерешенным до самого падения Империи.
Однако, субсидии на бедные приходы росли и к началу XX века
уже были очень ощутимыми.
Протасов унаследовал от своих
воспитателей-католиков тягу к авторитаризму. Именно от него пошло
наименование Российской Православной Церкви Ведомством православного
вероисповедания. Процесс превращения Церкви в подчиненный
правительству департамент, начатый Петром, завершился при Николае I:
границы епархий стали тождественны границам губерний; духовенство получало
те же награды, что и чиновники. Окончательно отмерла традиция
избрания кандидатов в священники верующими. Приходы передавались
от отца к сыну.
«Раскольники» жестоко
преследовались: для царя религия была та же служба, что
и государственная, в которой не может быть разнобоя.
В делах Церкви Николай добивался единообразия и порядка. (Именно
в это время стандартной формой письменного обращения стало: «Я,
Иван Иванович, член православной Церкви, ежегодно прибегая к исповеди
и к принятию Святых Тайн…» Это лишь подрывало
авторитет Церкви, особенно среди интеллигенции. Статистические
исследования неожиданно показали широкое распространение в народе
старообрядчества и «сектантства».
На этот вызов
власти отвечали ужесточением контроля. Так архимандрит Афанасий, которого
Протасов сделал ректором С.-Петербуржской академии, запретил профессорам
не только импровизации на лекциях, но даже чтение
по собственным конспектам: допускалось лишь дословное чтение
по одобренным цензурой учебникам! Образцом православия для Протасова
и Афанасия был Петр Могила.
Военно-дисциплинарный склад ума
Николая I не допускал другого православия, кроме подчиненного государству.
Особому давлению подвергались наиболее близкие к официальной церкви
старообрядцы-поповцы. /Сами себя старообрядцы
называют староверами или древлеправославными
христианами./ Царь считал, что их нужно непременно загнать
в
единоверие.
Их принуждали участвовать в дискуссиях
с миссионерами-единоверцами. Последние для доказательства своей
правоты ссылались на старопечатные книги. В ответ на это
старообрядцы отвечали: «Раньше вы нас за эти книги пыткам
и казням подвергали, а теперь они вдруг хорошими
оказались!»
В 1826 г. был не только
подтвержден запрет на строительство новых староверческих храмов,
но и был запрещен ремонт старых. Затем последовал приказ снять кресты
со старообрядческих молелен и запрет на переход к ним
священников из государственной церкви (т. наз. «беглых
попов». Но больше, чем запреты (их обходили
с помощью взяток), подточило беглопоповство заметное улучшение
благополучия духовенства официальной церкви. Тот факт, что почти все купцы
и фабриканты были старообрядцами, заставлял Николая быть
непоследовательным в борьбе со «старой верой». Так он
не мог преследовать за веру необходимых для армии казаков,
а также купцов, создававших новую промышленность России (созданная Петром
на основе подневольного труда, промышленность после наполеоновских
войн оказалась неконкурентоспособной перед промышленностью Западной Европы).
Непоследовательность проявилась в указах 1827
и 1834 гг., запретившие произвольные обыски в частных
домах старообрядцев и закрытие домашних молелен.
Ответом
на попытку путем борьбы с беглопоповством вынудить поповцев
присоединиться к единоверию было создание староверами своей иерархии.
Парадоксально, что для решения этой задачи они обратились
к грекам, из-за отказа признать
авторитет которых их предки ушли в раскол! Были направлены гонцы
на Балканы с крупными суммами денег с целью найти епископа,
готового признать старообрядцев православными и поставить епископов
для них. Поиски увенчались успехом в 1847 г.
Основоположником старообрядческой иерархии стал живший на покое
в Константинополе бывший митрополит Сараевский
Амвросий,
грек, смещенный с кафедры турецкими властями за антитурецкие
проповеди. Он согласился переехать в
Белую
Криницу в
Буковине,
где старообрядцам удалось с разрешения австрийских властей устроить
монастырь. Там были рукоположены первые епископы-старообрядцы.
Под давлением царского правительства австрийцы вскоре закрыли монастырь,
Амвросию предписали поселиться в австрийском городе Цилли. Но дело
было сделано: у старообрядцев появилась собственная иерархия и теперь
они не зависели от беглых священников. Но не все поповцы
приняли эту иерархию. Так поповцы расделились на Белокриницкое
согласие и беглопоповцев, продолжавших принимать только
священников – перебежчиков из синодальной
Церкви.
Гонения на старообрядцев привлекали к ним интерес
и сочувствие народа. Кроме того, у старообрядцев сохранялась
соборность (беспоповцы выбирали наставников и начетчиков, белокриничане
выбирали кандидатов в духовенство, у беглопоповцев община решала,
принимать ли данного беглого попа или нет). В официальном же
православии процветала бюрократия, казенщина, не было полноценных
приходов, священники назначались сверху и были обязаны следить
за населением. Будучи полностью подчиненным правительству, господствующая
Церковь не могла критиковать действия властей, даже крепостное право.
Несмотря на введение доплат священникам в бедных приходах,
духовенство, особенно сельское, оставалось недостаточно обеспеченным.
Старообрядцы этим пользовались, подкупая многих священников
за недоносительство. Всё это ставило официальную Церковь в очень
невыгодное положение в сравнении со старообрядцами: их процент
среди населения не сокращался. Образовывались новые народные
"секты", часто связанные с беспоповством, особенно
его безбрачного варианта.
Местное начальство было заинтересовано
в завышении числа "раскольников", обращенных в православие
(сообщалось о 910 тысячах "раскольников"
на всю Россию и о снижении из года в год
их численности). Поняв ошибочность этих данных, в 50-е гг.
Николай создал комиссии из чиновников и ученых для изучения
истинного состояния, разновидностей и количества староверов
и "сектантов". Выводы комиссий стали
шокирующими, опровергнув прежние представления о православной Руси.
Экстраполяция переписи 1852 г. дала до 10 млн.
"раскольников" всех толков, т.е. около 20% населения страны
или 25% от числа номинально православных.
Старообрядчество
было особенно распространено на заволжском севере и северо-востоке,
в Сибири и в казачьих областях, где почти не было помещиков
и сельское население составляли в основном свободные
от крепостничества казаки и инородцы, а также достаточно
независимые крестьяне.
В 1863 г.Чаадаев опубликовал
свое знаменитое "Первое философическое письмо"
(на французском языке – автор владел французским лучше,
чем русским). Он отрицал за Россией какую-либо оригинальность
и ее вклад в сокровищницу мировой культуры. Россию он видел
неким паразитом на теле мировой культуры, и его это глубоко
озадачивало: Чаадаев полагал, что Бог дал каждому народу какую-то миссию
в истории, но у России он такой миссии не видел.
Беду
России Чаадаев видел в том, что она приняла христианство
не от цветущего и динамичного (по его мнению) Рима,
а от увядающей, пассивной Византии. (Позже он пересмотрел свою
культурологическую концепцию.) Был выдвинут тезис, что именно России
принадлежит будущее, т.к. она не обременена тяжелым историко-культурным
багажом Европы, но может брать у нее лучшее, не повторяя
ее ошибок.
Своим "Первым письмом" Чаадаев взбудоражил
общественность, бросил вызов обществу, разделил его... От тех,
кто принял схему Чаадаева, пошло т. наз.
"западничество". Противники ее бросились изучать русские
летописи, древнерусскую литературу, искусство, духовное наследие. (Отсюда пошло
увлечение Оптиной пустынью, где занимались переводом и публикацией
работ по святоотеческому богословию.) Эти люди получили название
славянофилов (вначале так их именовали оппоненты, но потом
это слово потеряло свое уничижительное значение).
Так небольшой
провинциальный монастырь и несколько просвещенных помещиков совершили
решительн вклад в возрождение православного богословия. Только
к концу столетия плоды этого возрождения были усвоены официальным
богословием. Тогда же возрождение подлинного иконописания и возникла
научная византология.
Западники примирились с мыслью,
что Россия сама по себе ничего дать не может и что
просвещение должно придти с Запада. Следствием этого стало некритичное
принятие активно развивавшихся там в это время социалистических,
материалистических и позитивистских идей.
Этой эпохе принадлежат
два известных высказывания о вере русского народа. К. Аксаков
утверждал, что история русского народа ? это единственная
в мире история христианского народа. "Православие ?
единственная основа всей его жизни... история русского народа читается
как жития святых". Белинский же утверждал, что русский народ
в своей основе атеистичен, говорит о Боге без почтения,
почесывая себе зад, и его вера ? одно
суеверие.
Это лишь подрывало
авторитет Церкви, особенно среди интеллигенции. Статистические
исследования неожиданно показали широкое распространение в народе
старообрядчества и «сектантства».